Прощай, оружие!

Вернусь домой, тоскою груженый,
и подивлюсь нежданной дерзости,
когда скажу: «Прощай, оружие!
Мне хватит в жизни этой мерзости!»
Сутулый, ложию обуженный,
в костюме с барского плеча
я так скажу:
«Прощай, оружие!
Прощай».

Я десять лет на брюхе полз, железом челюсти круша,
а под ногтями словно кровь желаний ясных и больших.
Я позабыл, что можно встать, я позабыл, что есть душа…
И вроде я еще живой, но нет меня среди живых.

А надо мною подлецов стоят ряды, как образа —
кто в этой драке преуспел урвать, захапать и продать.
Госбезопасностью сияют их прекрасные глаза,
а я уже не их солдат и мне на это наплевать!

Когда мы сами пред собой одни,
то можно жизни правду в лоб свести:
непрагматично в наши дни
публично говорить о совести.
Но рвутся оправданий кружева,
и больше нечего сказать,
а я скажу:
«Прощай, оружие!
Прощай».

Но вот опять приходит лжи в ладонь оружья рукоять,
опять война, опять на брюхе проползаешь пол-земли.
Не важно чем, не важно как — ты продолжаешь убивать,
но эти цели, эти средства, эти длинные рубли

не для меня. А я устал. И краски сыплются с холста.
Я кляч, как душу, загонял, я в том же пламени горел.
Я там летал, где воздух мертв и давит горло немота.
Я постарел. Я постарел. Я постарел.

Вернусь домой, тоскою груженый,
и подивлюсь нежданной дерзости,
когда скажу: «Прощай, оружие!
Мне хватит в жизни этой мерзости!»
Погоны рву с плечей натруженных.
Я — трус, я задал стрекача,
ведь я сказал:
«Прощай, оружие!
Прощай».

2001